Работники завода разбирали руины, изымали из завалов все, что еще могло пригодиться. Через 8 дней собралось бюро обкома КПСС. Это было необычное собрание. Большой зал заседания заполнили приглашенные руководители всех промышленных предприятий и строек города. В приемной сидели работники госбезопасности, ожидая, видимо, конца заседания. Утром меня пригласили для ознакомления с проектом постановления бюро обкома. Там было сказано: «За преступную халатность, приведшую к пожару и выходу из строя уникального завода, директора Я. И. Изакова снять с работы, исключить из партии и отдать под суд. Других руководителей завода – после заключения комиссии МВД СССР».
Заседание бюро было назначено на 17 часов. Я успел заехать домой, сообщил обо всем жене, и к назначенному сроку был в обкоме.
Минуло 48 лет, но я до сих пор помню обстановку и ход заседания. Открыл его В. М. Андрианов. Рядом с ним находись Шаталин, Сандлер, начальник УПО МВД СССР. Слово было предоставлено Борщову. Стояла тишина, было слышно, как муха пролетит. После сообщения председательствующий предложил сначала обсудить меры по восстановлению завода, затем о привлечении виновных к ответственности.
Могу сказать, что в годы войны я был в Свердловске фигурой известной. Коллектив завода и меня часто хвалили на совещаниях и в печати. Наблюдая за людьми, я чувствовал их солидарность и сочувствие.
Андрианов заявил, что традиция нашего народа – помощь в деле, «с миру по нитке – голому рубашка», попросил руководителей предприятий и, особенно строек, высказать, кто и чем может помочь, какие цехи, склады, сооружения можно соорудить в кратчайший срок. Предложения последовали разные, все они сводились к следующему: строить надо добротно, из кирпича, но материалов ни у кого нет, равно как и рабочих. При наличии ресурсов срок ввода завод эксплуатацию – 4-5 месяцев. В добровольно-принудительном порядке объекты были распределены между организациями. Секретарю обкома по строительству Надточему предложили стройку взять под свой контроль, направив на заводы два стройбатальона. Обеспечение материалами взял на себя Андрианов. Но сроки! Сроки никого не могли устроить.
Я попросил слова, хотя не был уверен, что мне позволят выступить. Слово дали, и я сказал: «С проектом постановления ознакомлен, знаю свою ответственность, подготовлен к своей судьбе, но полагаю, что было бы целесообразно установить срок пуска производства за 25-30 дней, при условии обеспечения завода резиной с соседних предприятий, РТИ, шинного. Что касается основного оборудования, размещенного в церкви, то оно сохранилось и может быть пущено в указанный мною срок».
Зал молчал. Андрианов советовался с сидящими в президиуме. Было предложено принять к сведению заявление директора завода Я. И. Изакова о том, что при условии обеспечения резиной продукция будет выдана через 30 дней. Мне объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку.
Казалось, в то суровое время после такого пожара судьба директора была предрешена. Но, видимо, в меня верили. Кроме того, ведь я родился в рубашке!
В постановлении было также сказано: считать важнейшей задачей городской партийной организации восстановление завода. После заседания бюро при дальнейшей редакции было записано, что «директор не принял всех мер по предупреждению пожара, не установил контроль за работой ночных смен, допустил распущенность и падение трудовой дисциплины». А ведь до пожара на собраниях всех уровней завод ставился в пример по политической работе и трудовой дисциплине.