Еще в дореволюционную пору при нижнеисетской Богородицкой церкви существовал приют для детей-сирот. В 1919 году он был преобразован в детский дом для беспризорников, который во второй половине 1930-х годов приобрел статус детдома «специального назначения». Учреждения этой категории предназначались для содержания детей, чьи родители были репрессированы.

Осенью 1937 года в Нижне-Исетский детский дом прибыли дети высокопоставленных фигурантов «дела Тухачевского» – Владимира Уборевич, Виктория Гамарник, Светлана Тухачевская, Гизелла Штейнбрюк, Вячеслав Фельдман.

Несмотря на особый статус учреждения, его хозяйственно-бытовое состояние положение было почти критическим – в том числе, по причине постоянной кадровой неразберихи. Все изменилось, когда в декабре 1938 года Нижне-Исетский детский дом возглавил Владимир Константинович Смирнягин. Руководивший детским домом последующие 20 лет, он с нежностью именовался своими подопечными «батей». «Он […] всегда был внимателен к каждому воспитаннику. Несмотря на то, что у него в семье было 5 детей, для каждого из нас он находил добрые слова и время, каждому из нас дарил много тепла и частичку себя. Порой нам казалось, что нам он отдавал больше, чем своим детям», – вспоминает бывшая воспитанница детского дома Валентина Михайловна Пономарева.

Однако о судьбе легендарного директора известно немногое. За сухой фактологией не удается найти ответов на вопросы ни о том, каким человеком был Владимир Смирнягин, ни о том, как и почему в отсутствие педагогического опыта он был определен на столь ответственную должность.

Владимир Смирнягин родился в 1907 году в Гаринском районе Тобольской губернии в бедной крестьянской семье. В 1909 году мать Володи умерла, и дети остались на попечении отца, Константина Никитича, который не имел возможности самостоятельно прокормить семейство. Вскоре будущему директору детского дома самому пришлось получить опыт беспризорного образа жизни.

Бедность подтолкнула большое семейство Смирнягиных (сам Володя был 12-м членом семьи) сменить место проживания. В 1916 году по пути в Самаровский район Остяко-Вогульского округа отец оставляет 9-летнего сына в деревне Ендыр – у туземца, на которого мальчик работал, чтобы прокормиться. В Ендыре Володя освоил остяцкий (мансийский) язык. Спустя два года отец забрал сына в свой дом, и на протяжении следующих шести лет Смирнягины трудились батраками в крепких крестьянских хозяйствах, а также, по свидетельству самого Владимира Константиновича, «из третьей, четвертой части рыбы» промышляли рыболовством и охотой у туземцев. Но уже к 1929 году материальное положение семьи удалось поправить: к моменту вступления в колхоз «Охотник и рыбак» хозяйство Смирнягиных вошло в категорию середняцких.

За несколько месяцев до призыва в 1929 году в ряды Красной Армии Владимир, получивший специальность по рыбному делу, работал старшим в артели, где за хорошее руководство и перевыполнение плана был премирован охотничьим ружьем.

Воинскую службу Владимир Смирнягин проходит в 15-м Витебском Краснознаменном стрелковом полку (Белорусская ССР, г. Полоцк). Окончив службу в звании командира отделения разведки и показав себя одним из лучших красноармейцев, в 1931 году Смирнягин был принят в партию и рекомендован к ответственной и партийной работе.

Хвалебная характеристика сделала свое дело: по возвращении домой Владимир был командирован райкомом в двухгодичную совпартшколу в Тобольск, а по ее окончании в 1933 году отправлен на газетную работу в редакцию «Тобольской правды» на должность заведующего партотделом. Несмотря на «достаточную выдержанность в партийных вопросах» и «большую любовь к газетной работе», за новоявленным газетчиком отмечались и недостатки, в числе которых – «низкий общеобразовательный уровень, слабое владение русским языком», что, впрочем, было не удивительно при образовательном стаже Смирнягина – всего один год сельской школы. С целью исправить это упущение, в 1934 году Владимир Смирнягин был направлен на полуторагодичные областные курсы коммунистов-журналистов в Свердловске. Учебную практику курсанту довелось проходить в отделе партийного строительства редакции знаменитой лысьвенской газеты «Искра».

В пору обучения на курсах Владимир встречает будущую супругу. Автор документальной биографической поэмы «Смирнягин», племянник Владимира Константиновича, Михаил Рувимович Бураков, так описывает этот эпизод:

В мае 1935 года Владимир Смирнягин в числе других курсантов-выпускников был направлен (как окажется впоследствии, «бывшим вражеским» руководством Обкома; документы на распределение были подписаны лично Иваном Кабаковым) в Куединский район, где занял должность редактора районной газеты.

Однако журналистская карьера Смирнягина продлилась недолго. В начале 1936 года по рекомендации районных руководителей, «разоблаченных» впоследствии как враги народа, Смирнягин принимает на должность корректора и секретаря редакции некоего В. В. Суворова, который в мае самовольно, без ведома руководства, выпускает в печать номер газеты. Владимир Константинович снимает Суворова с работы и передает информацию о проступке незадачливого корректора в РайНКВД. Однако спустя несколько месяцев Бюро Обкома выносит строгий выговор… самому Смирнягину с формулировкой «за политическую притупленность, выразившуюся в принятии на работу <…> троцкиста Суворова». С редакционной работы Владимир Константинович был заочно снят. В то же время, ни поручители Суворова, ни он сам партийным взысканиям подвергнуты не были.

Летом 1937 года после очередного «разоблачения» освободилась должность председателя Куединского Райисполкома, которую тут же занимает Смирнягин. В документах личного дела Владимира Константиновича сохранилось объяснение, данное им впоследствии по вопросу своего назначения: «Я категорически отказывался быть пред[седателем] РИКом, указывая на неопытность и незнание сельского хозяйства, и скверное состояние здоровья (туберкулезник)». По-видимому, в результате перенесенной в первой половине 1930-х годов болезни Владимир Константинович и приобрел хромоту, сопровождавшую его в течение последующих лет жизни. Но не только состояние здоровья помешало ему наладить работу должным образом. Как следует из архивных материалов, Смирнягин приступил к работе в отсутствие заведующих финансовым отделом, отделом народного образования и другими отделами Райисполкома, что фактически означало, что многочисленные вопросы, в которых Владимир Смирнягин попросту не был компетентен, ему приходилось разрешать в одиночку.

Управленческая драма Смирнягина разворачивается на пике большого террора, когда руководящая работа была сопряжена с риском в любой момент оказаться под подозрением. 17 января 1938 года в газете «Куединский льновод» появляется заметка под заголовком «Смирнягин не оправдал доверия трудящихся». 18 января она была разобрана на собрании первичной парторганизации Райисполкома, которая приняла решение исключить Смирнягина из партии как врага народа. Однако 19 января партсобрание собирается вновь, уже в отсутствии Владимира Константиновича. Поскольку достаточных доказательств, чтобы квалифицировать вынесенное обвинение, не находится, формулировку приходится изменить – так Смирнягин был «разжалован» в пособники врагов.

Покинувший Куеду Владимир Смирнягин устраивается инструктором в областную контору треста Заготпушнина в Свердловске, где, будучи исключенным из партии, возглавляет кружок (!) текущей политики, а несколько позже переводится на работу в Кунгурское межрайонное объединение треста с перспективой перевода на руководящую работу в Коми-Пермяцком округе. Все это время Смирнягин не оставляет попыток восстановиться в партии. Наконец в ноябре 1938 года апелляция была удовлетворена, но строгий выговор с предупреждением снят не был.

Причины, по которым спустя всего месяц руководство Нижне-Исетским детским домом специального назначения было доверено именно Смирнягину, не до конца ясны. В составленной в начале 1940-х годов личной карточке Владимира Константиновича сведений о занятии им должности председателя Райисполкома не содержится; вместо этого период с 1936 по 1938 год отмечен как период работы в должности заведующего Куединским районным отделом народного образования. Не ясно, осознанно ли «потерта» эта информация или упущена по неосторожности, но, по-видимому, именно опыт работы Смирнягина в РайОНО сыграл в этом назначении решающую роль.

«Неожиданно в морозный декабрьский день 1938 года вызвал зав ОБЛОНО, человек солидный, приятной наружности, в костюме военной формы без петлиц, очень приветливо встретил меня и после минутного молчания начал деловой разговор:

– Позавчера я слушал Ваши доводы на партийном собрании о Вашем нежелании быть директором Нижне-Исетского детского дома. Но мне кажется, Вы недоучитываете государственную важность дела воспитания детей детского дома и преувеличиваете сложность работы в детдоме и недооцениваете свои силы. ОблОНО уверено, что Вы сможете быть отцом двухсот пятидесяти воспитанников
– Вот это уж совсем не понимаю?! […] Ведь там же есть директор?
– Там есть директор и завуч, и сотни тысяч рублей государство дает детдому. Но…
– А именно?
– А именно, сегодня двигайтесь туда и приступайте к делу
[…]
– А что Вы меня так торопите и почему?
– Да там дети, причем дети государственные…»

Смирнягин В.К. Незабываемые встречи

Новый директор застает детдом в удручающем положении. Первым делом усилиями Владимира Константиновича были улажены проблемы снабжения детдома дровами и продовольствием, взята под контроль финансовая отчетность, сформирован детский актив, снят с должности завуч, придерживавшийся псевдонаучных педологических воззрений. При детдоме были созданы мастерские по слесарному, токарному, столярному, швейному и сапожному делу, налажено подсобное хозяйство, что не только позволяло обеспечить получение детьми рабочей специальности, но и существенно облегчило жизнь детдома в военные и послевоенные годы.

В 1940 году за победу во Всесоюзной олимпиаде детского творчества Нижне-Исетский детский дом был премирован суммой в семь тысяч рублей, на которые приобретаются инструменты духового оркестра, а перед началом войны здание заброшенной Богородицкой церкви по ходатайству администрации детдома было передано для оборудования в нем детдомовского клуба. Эти события известны нам из воспоминаний Владимира Константиновича, посвященных периоду его работы в детдоме. Приступить к их составлению бывшего журналиста Смирнягина побудило стремление увековечить собственный педагогический опыт по примеру автора настольной книги всех советских педагогов.

Перекличка между смирнягинскими «Незабываемыми встречами» и «Педагогической поэмой» заметна с самой первой главы, которая в произведении Антона Макаренко названа «Разговор с завгубнаробразом», а в записках его уральского последователя носит название «Разговор в ОблОНО».

Одновременно с этим, в 1940 году, из Куеды приходит радостная весть: снято обвинение с бывшего Райпрокурора Плотникова, в защиту которого в одиночку против сорока человек безуспешно выступал в 1937 году Владимир Константинович. Именно это выступление среди прочего вменялось Смирнягину при исключении из партии. Апелляция директора детдома была принята, и летом – осенью 1941 года партвзыскание наконец было снято.

В тяжелые военные годы Владимир Смирнягин наладил работу подростков на эвакуированном из Киева производстве – будущем Уралхиммашзаводе. Выпускники, отправлявшиеся на фронт, вели трогательную переписку с «батей» Смирнягиным и получали в ответ весточки о том, как живет родной детдом. М. Р. Буракову запомнилась трогательная встреча-знакомство с директором детдома, которую в преддверии отправки на фронт организовал для своего танкового экипажа выпускник детского дома Евгений Клюев.

После войны Нижне-Исетский детский дом продолжил свою работу под руководством Владимира Константиновича. Часть воспитанников проживала в двухэтажном Г-образном здании бывшей заводской конторы, называвшемся «первым интернатом», другая часть размещалась в построенном в 1936 году бревенчатом двухэтажном доме с двумя подъездами – «втором интернате», рассчитанном на 150 мест. Этот дом стоял напротив, ближе к реке, и до сегодняшнего дня не сохранился. Детдомовский клуб находился в белом каменном здании, в дореволюционные годы занимавшемся мужской министерской трехклассной школой. В 1940-е годы в клубе находился зрительный зал и сцена с оркестровой ямой. В 1950 году силами воспитанников над клубом был надстроен второй этаж, где разместились жилые комнаты. Вскоре после этого здание клуба и «первый интернат» были соединены «воздушным» (надземным) коридором, а территорию детдома украсил фонтан.

Владимир Константинович Смирнягин скончался от тяжелой болезни в 1959 году. Спустя десять лет после смерти директора более сотни выпускников – среди них ученые, педагоги, артисты, рабочие – собрались на 50-летний юбилей детского дома. Торжественные мероприятия начались на Нижне-Исетском кладбище, у могилы легендарного директора, половину своей жизни посвятившего делу воспитания детей.

В подготовке статьи задействованы материалы личных дел В. К. Смирнягина, находящихся на хранении в ГАСО и ЦДООСО, машинописная копия книги воспоминаний «Незабываемые встречи» В. Смирнягина, хранящейся в музее Уралхиммашзавода, фрагмент документальной поэмы М. Р. Буракова «Смирнягин» и др.